Арнольд

Я, в общем то, довольно примитивная плагиатчица – я только что дочитала Миллера, а там столько описаний классики, точнее перечислений авторов, что я не смогла удержаться и включила Чайковского (длительность 20 минут), ну и следовательно не смогла отказать себе в удовольствии чего-нибудь написать (кончится Чайковский – кончу писать, решила я). Мелькающая порнуха на экране не мешает – не зря же я печатаю вслепую, мне вообще не важно куда смотреть, я все равно ничего не вижу когда печатаю. Смотрю я, в общем, на холодильник или плиту, сколько в них чувства. Хотя мой холодильник довольно безвкусен и, можно сказать, похож на меня, в первую очередь потому, что это именно я вечно покупаю эти магниты и периодически их переставляю с места на места, хотя и Бенджамин, мой кот, любит заняться этим в ловком прыжке за едой или за невидимой мне добычей. Остальное на кухне, в которую я успела уже влюбиться, тоже примитивно. Начать хотя бы с того, что в ней всего 6 квадратов и все делится на две части – с одной стороны от окна по порядку холодильник, плита, раковина. С другой – стол, на котором сейчас разбросаны провода и печенье, а еще три обычных стула и мой царский стул, который меня не покидает. Здесь негде развернуться и мы редко собираемся всей семьей (трое нас), потому что сразу не покидает чувство, что кто-то лишний. Вдвоем здесь гораздо удобнее – так я иногда завтракаю с сестрой, а ужинаю с мамой. Обедать домой не приходит никто, и кухня, вероятно, скучает. А может Бен не дает ей такой возможности. Но по ночам это лучшее место в доме.

Вступление пройдено. В субботу (март, 27) был день театра, с чем спешу поздравить. Будем думать, что мое посещение драматического театра в воскресенье было как раз к этому празднику приурочено. «Чайка» по Чехову (которого я не прочитала и тону в позоре) оказалась любопытной, не сказать, что слишком хорошей, зато тяжелой и в меру поэтичной. Не буду вдаваться в подробности, лишь сказу, что в очередной раз влюбилась в актера – как вы уже знаете, все мои влюбленности заканчиваются едва начавшись, я не проявляю сильного интереса к объекту любви, мне достаточно одного впечатления , если оно повторяется – замечательно, если нет – что ж. Хотя я, наверное, лукавлю, потому что [...]

Да, я проглотила Миллера, какое кощунство глотать таких писателей скажите вы. Возможно следует растягивать удовольствие, я и так растянула его на два вечера – что еще делать в отсутствии компьютера (хотя кино я все-равно посмотрела, выжала из ноутбука все, что могла)? Что делали люди до изобретения компьютера? Читали – вот я и. Что-то начала растекаться, закончился Чайковский… Следующее – 16 минут. К сути – Миллер и его последняя как я понимаю книга «Книга о друзьях». Вообще я никогда не читаю так вот по дурости с конца творчества, просто тут он лежал перед взором моим. Книга оставила самые разные впечатления, начать хотя бы с того, что я ждала совершенно другого, и наверное все остальное творчество Миллера – другое (хочу это выяснить как можно скорее), но уже его стиль и его такое близкое к классическому повествование загребли мою душу себе в писательские лапы и я, конечно, попала под его обаяние.

Пишет он о друзьях своих многочисленных и я, конечно, сразу думаю о своих. Объединяет их пожалуй только одно. Вообще друзей у меня совсем мало было за всю жизнь - иногда кажется, что не было и нет совсем, но в лучшие минуты, как сейчас, мне кажется, что люди вокруг меня самые лучшие. Не вдаваясь в подробности и описания (кому нужны?) скажу, что единственное, что их связывает (кроме того, что они все бесконечно меня обожают) это прекрасный голос и любое проявление, связанное с этим. Гуляла в субботу по набережной с подругой и она читала мне басни (учится актерскому мастерству – читает басни – я слезно умаляю прочесть – ломается – читает), и надо сказать это было волшебно, у меня даже сейчас от воспоминаний комок в горле появляется. Люба называет меня дурындой, когда прошу ее прочитать мне стихи, да я и сама не понимаю почему так люблю когда мне что-нибудь вслух читают или говорят – я людей готова слушать сколько угодно. В детстве мама читала мне книги, в ванне например она читала мне энциклопедии (статья о кометах), когда я болела она читала мне Пушкина и я иногда даже притворялась больной, лишь бы послушать. В общем то я одержима и готова хоть часами слушать любимые голоса. В этом, вероятно, скрыта моя любовь к театру – сегодня, сидя на шершавом кресле я ловила каждое отдельное слово, ничто не повергает меня в такой экстаз как театр, как люди, которые к нему имеют отношение и как люди, которые что-то читают мне вслух.

Я уже написала 900 слов и поймала себя на мысли, что лучше бы я что-то потенциально полезное писала – сценарий, рассказ или там статью в газету (появился, кстати, новый стимул писанины, когда меня похвалил преподаватель и я чуть не кончила от счастья - извините). Но вообще никакие сюжеты не лезут мне в голову, а чтобы писать в газету необходимо перечитывать, а перечитывать я не могу – глаза натыкаются на непристойные картинки (я их уже разглядела вдоль и поперек, так что смотреть еще уже нет желания). Вообще без блога когда живешь (те два вечера, когда не было надобности писать – в один из которых – сегодня – я не выдержала), кажется, что жизнь только тебе принадлежит и больше никому, и это, надо сказать, ужасно. У меня же такая безумно интересная (хах) жизнь, я не могу ею не делиться, хотя иногда мысль все удалить и комп сжечь появляется в моей голове.

Тем временем Чайковский кончился и я перешла на Бетховена (под него сложнее, кстати, писать). Вспомнилось тут впечатление – гуляла в субботу, а в субботу была ужаснейшая погода (пришла домой и обнаружила, что протаскала в холостую с собой камеру, так ни разу и не щелкнув), так вот на набережной было совсем худо – там от оперного театра к Енисею огромный уклон, по которому мощными потоками сбегала вода, снег и грязь, не давая даже подумать о том, что к реке можно спуститься. Хотя мы попробовали и это ничем, кроме грязной обуви не кончилось. Пришлось довольствоваться наполовину сухой брусчаткой верхней части набережной, но и там бежали ручьи как раз с той стороны, где лавочки и сесть на них не представлялось возможным. Хотя некоторые, видимо сильно уставшие, прохожие садились, окуная ноги прямо в лужи, довольно глубокие, чем вызывали у меня улыбку и желание вообще плавать как утка в Енисее. Кстати, выписала тут себе, с последних страниц Миллера, из абсурдного. Пишет он о девушке Севасти: «Свое знакомство я начал с ошибки – неправильно произнес ее имя, поставав ударение на второй слог, тогда как правильно на первый». Нужно ли говорить, что я своим внутренним голосом произнесла сначала ее имя на французский манер СевастИ?

Под Бетховена писать невозможно – поэтому я отдаю себя музыке и иду спать.

Это было вчера ночью.

Сегодня - люди, не оправдывающие простых ожиданий, холодный ветер и снег, грустные глаза людей, стремящихся попасть домой, а еще терракт в Москве и страшное, страшное осознание, что может быть кто-то там был из моих пусть и интернет, но знакомых.

А еще сегодня - понимание, что каждый день я больше сюда писать не буду.