среда, 8 сентября 2010 г.

Поехали, набиватели знаков, накопители сообщений, размножатели слов, потребители смыслов, гонители лени, обладатели прекрасных ног, слушатели классики, зрители, говоруны, птицы-говоруны, любители конфет и все остальные. 874 слова все равно что выпить залпом бутылку водки - с непривычки и страшно, и глупо, и последствия могут быть самыми разными - я уже в процессе отвинчивания крышки - и все равно выбора нет, Люба хитро улыбается, Кристина молча кричит "пей, пей", выбора не остается: цифра 874 (про бонус я не забуду) выскоблена на бумажном моем столе и стоит перед глазами, точнее стояла весь день. 874, поехали что ле.

Люди такие люди: как странно всегда было осознавать, что людей интересуют какие то другие вселенные, если в своей собственной, родной и глухой вселенной есть огромная вероятность того, что мужчина с красивым профилем, который курит на соседнем балконе, когда-нибудь напишет книгу, я ее прочту, но так и не узнаю, что могла коснуться его плеча своей рукой. Или вот еще, что до 2001 года, то есть в течении 11 лет моей жизни, в полном свободном доступе был Астафьев, до которого рукой подать, преодолеть мало километров на машине или прогреметь на поезде, в конце концов стереть ноги до колен, но дойти пешком - и вот он - живой, легендарный, простой, генератор красивых словесных оборотов. Только представьте: его деревянный дом и я, стоящая на пороге, только в зыбком, тающем на глазах, мире-предположении, с его толстой книгой в руках - держу его слова, держу ломоть его души, а вся его душа через глаза в меня бы отразилась - и нет, все прошло параллельно, пронеслось мимо, через километры, через какие то совершенно другие жизни, столкнувшись со мной только через десятилетия, проткнув меня острым рыбьим хвостом страницы. Или вот: я никогда не поглажу дольше 5ти секунд Шебу. Не узнаю, как закончить этот абзац, потому что параллельные вселенные внутри вселенной на то и параллельные - я о них только догадываюсь: придумываю, что мой кот хочет гулять, что девочка, которая сидит со мной рядом в автобусе - актриса, и прочее.

В детстве кажется, что мир не большой; Люба как то писала, что в детстве думала, что ее дом - последний, и лучше этого не могу найти подтверждения. Наверное, постепенно приходит осознание, что мир огромен, следом - разочарование, что не сможешь никогда его весь обнять своими большими руками (или маленькими, не все ли равно), дальше - попытка увидеть хоть одну из его сторон. Ну и так далее, с переменным успехом, до тех пор пока мир снова не сожмется в упругий комок одной квартиры. Каждый вечер сжимается и утром разжимается - как сердце, которое качает кровь, нуждается в обоих процессах (потому ли так важно возвращаться домой?).

Я на этапе, когда какими-то нелепыми ослепляющими молниями в пространство моей жизни влепляется осознание, что есть нечто совершенно далекое и нетронутое - не обязательно чистое и интересное, просто - нечто совершенно не мое, из большого мира, кусочек другой реальности. Каждый день, проезжая на автобусе из любой точки города, в конце пути преодолеваю чуть больше двух километров по пустынной дороге (бетонка, ога), где автобусы почти не останавливаются, а если и останавливаются, то не на остановках, выплевывая несчастных неопрятных пассажиров в захламленный овраг. Ближайший дом - метрах в ста, вдоль дороги вместо столбов расставлены разноцветные шлюхи, возле них - тонированные десятки и прочий железный хлам. Недавно днем видела, проезжая, как одна сидела на обочине и красилась - белые колготочки, красные банты на голове, красные башмаки. Мой автобус проезжает мимо, оставляя пыль на ее щеках.

Не слишком удачный переход, но следующее удивительное открытие - мир кухни. Ласточка из Новосибирска влетела в окно и разбилась о мою голову. Кухня вообще полна загадок - начиная от неизвестных продуктов, продолжая баночками-скляночками, светом, который живет в холодильнике, и заканчивая процессом превращения незнакомых продуктов в блюда с незнакомыми названиями. Я живу в другой вселенной, не в той, где на завтрак едят овсянку, где два человека, чувствуя друг друга, элегантно, в четыре руки махом готовят ужин, не в той, где ужинают дольше 20ти минут и не в той, где человек просыпается от мысли, что кто-то вместо него помоет посуду. Я лечу мимо. Мой звездолет в вечном космосе - никаких остановок по требованию. Разве что: поставить на кухонный стол ноутбук, подключить интернет, обвязаться проводами, одеть теплые белые носочки, потому что от форточки несет холодом, съесть банан и написать что-нибудь важное, глядя на холодильник ("на", а не "в", хотя, вероятно, возможен и такой вариант), используя кухню вместо посадочной полосы для мыслей - в моей кухне им было уютно приземляться, пока одна какая-то сумасшедшая не разбилась и не прервала процесс.

Наконец, музыка и дергающиеся как эпилептики люди - танцующие. В моем мире - тихо. Как в вакууме. Когда я пишу - все вдруг замолкает, и это, наверное, самое главное по чему можно скучать, когда вспоминаешь о писательстве - все вокруг вдруг теряет звук, тонет, рассыпается на мягком, становится глухим. Музыка в таком мире невозможна, кроме одной песни каждое утро (на повторе, в винампе), и танцы кажутся неестественными. Дергаешь ногой и думаешь "дома есть..", дергаешь второй, продолжаешь "Астафьев". Все равно что вырезанный сам из одной детской книжки (наверное, занудной) и наклеенный на картинку из другой (наверное, я бы ее не стала читать), туда, где танцуют, а ты такой вроде бы тоже бумажный, тоже улыбаешься-дышишь, но думаешь "дома Астафьев есть" - никому не говоришь, и постепенно отклеиваешься по краям, мнешься, падаешь, теряешься. Опять же - отлетаешь мимо.

Слышишь, как Люба сравнивает кого то с форелью, и молниеносное Кристинино "да" в ответ - зажатый между двумя параллельными вселенными, втыкаешь в них свои слова, надеясь хоть как то соединиться антеннами. Приём.

PS Переписала за 900. Люба, спасибо.

2 комментария: