Она спросила - как можно сесть писать и не написать.
Подобно плетению корзин, вязанию носков, вождению машины и забиванию гвоздей, процесс написания может не получаться. Забиваешь гвоздь, выполняешь основную функцию - соединение двух поверхностей, но можно забить, чтобы шляпка отлетела, можно с одного удара или с тридцати двух, а можно забить так, что будет трещина. Короче, не удивительно, что когда я (сегодня опять) сажусь писать в газету - у меня не получается. Возможно я не правильно держу молоток; безумно хочу чтобы нашелся кто-то кто скажет как правильно. Не ругайтесь.

Сегодня случайно вспоминала смешной факт.
В детстве (относительном) играла в The Sims. Сначала у меня была нормальная семья (мама отец ребенок), потом я думала, что жить в одиночестве удобнее всего - короче, можете мне поверить, я перепробовала много разных вариантов, в итоге придя к тому, что 2 женщины и мужчина - это идеальный вариант (Люба бы, наверное, с этого начала). Так вот я (играющие поймут) довела этих троих до совершенства, развила в них все возможные способности, достигла верха карьерной лестницы для всех, как следствие - дофига друзей завела, которые вечно ходили ко мне в гости. В какой то момент стало скучно - логично, делать было нечего, особенно после того как я сделала самый красивый дом, на который была способна, и купила все, что можно было. В общем, я их рассорила троих и одна из женщин просто ушла, я до этого в игре с таким не встречалась, она исчезла. Ну и я перестала играть.
Вообще можно следить за играющим и выявлять патологии - я создавала семьи с 6 детьми и убивала их в бассейне. Или сжигала дома. Или вот ссорила людей. Игра постоянно выправляла меня на благополучный тон существования - я это к тому, что даже в игру невозможно убежать, там тоже все конечное, все утопичное, все рутинное, и на тебя смотрит большой брат. С одним приятным дополнением, что за детоубийство посадят не тебя, а твоего симса.

Нынче ветрено и волны с перехлестом

Последние несколько дней, наполненные всем чем угодно, кроме тех углов, о которые я всегда с такой радостью расшибаю свой лоб и колени, преподнесли кроме прочего отличный вопрос, для размышления, как оказалось, непосильный, но требующий ответа не смотря ни на что - что такое дружба. Был поставлен на ребро при тяжелых обстоятельствах, когда мне намекнули (сказали прямо или мне показалось, не спрашивайте меня, я людей перестала понимать), что я то как раз дружу как то криво. Ну ладно, все мои большие дружбы так или иначе заканчивались вердиктом - "олеся, ты не умеешь дружить", так что надо ли говорить, что щупальца этих мыслей облепили меня снова - я не понимаю разницы между дружбой и любовью, я не знала, что есть обстоятельства, которые определены уже кем то свыше и видимо передаются как архетипические ситуации дружбы, в которых все, кроме меня, знают как себя вести, и еще я просто даже не могла себе представить, что все это имеет хоть какое то значение.

Наверное, сюда все равно никто не заходит, кроме самых стойких и самых близких, и именно перед ними стоит извиниться за перерыв и за то, что за этим сообщением, со слишком большой вероятностью, последует еще перерыв, потом еще - и перерывов будет куда больше, чем слов. Одни перерывы. Одни пробелы. В конце концов, что такое слова без пробелов? Но и пробелов не существует без слов, правильно? Иначе слишком много пустоты, и слишком много буков, слишком. Короче говоря, попытайтесь в этих перерывах не уничтожать меня, ну или хотя бы делать это не как в последнее время, а со свойственным обаянием. Я терпеть не могу этот блог, потому и ушла, наверное - мне не то чтобы нечего говорить, так всегда было, просто в какой то момент вдруг появились люди, которым и без блога хочется многое сказать, а тут вдруг такая реакция, такой регресс.

Короче, заполняйте собой пустоту, кидайтесь на эти белые амбразуры - и так далее и так далее

ps дабы не присваивать чужие прелести, сразу - здесь и далее будут заголовки только словами Бродского.

Итак, Гюго прочитан ("Собор")

Мне честно (простите меня) лень писать полноценную рецензию, да что говорить - даже отзыв, даже маленький крепкий абзац, и то лень, поэтому я сейчас растекусь мыслью, а вы, если есть желание, с мензуркой можете капли ценные пособирать. В первую очередь хочется отметить, что про архитектуру там совсем мало (просто пугали некоторые неподъемными бесконечностями описаний, но Люба вовремя вмешалась), и с одной стороны меня это даже разозлило, потому что рассуждения Гюго об архитектуре и о том, что это искусство всем искусствам искусство - очень интересны, полезны, и, как ни странно, очень вовремя и втемно разбавляют "сценарный" ход развития книги. Я условно все называю сценарным, что не нужно (по моему конечно супер профессиональному мнению) переделывать для постановки например фильма - и это не всегда комплимент, но всегда значит одинаковое: в данном случае здесь это означает великую плавность повествования, настолько большую, что финал начинается больше чем за 100 страниц до конца книги - и дальше это все одна сцена, точнее набор мини-сцен, которые собираются в одну большую, непрерывную, на глазах разыгрываемую.

Это поражает больше всего, далее - обманчивая простота героев. На первый взгляд, даже малейшего противоречия внутри любого персонажа не наблюдается, описать каждого можно в 2х словах и это будет верно, но Гюго создает огромный слоеный пирог внутри каждого - и снимая корж за коржом, путем переворачивания страниц, неизменно расчленяешь не только повествование, но и каждого главного и второстепенного героя (примеры не даю, кто читал понял и так, что имею в виду всех, кто не читал - иди и читай). Добавить сюда очень легкий, располагающий слог и приятную манеру общения с читателем, и Гюго становится вообще идеальным писателем, если бы не. А в "не" сегодня сам сюжет, который слишком легко описывается одним словом "рок"; понятны умышленные совпадения и допущения, не совсем ясно как в это влюбляться. То есть: прием ясен, осталось как-то к нему отнестись. Отнеслась с пониманием, мысленно соглашаясь со словами "все гениальное - просто", потому что всем почти авторам, которых я последнее время в интернете читаю (то есть не писаталей, а простых людей) не хватает как раз простоты - и это пока больше всего расстраивает. И это, наверное, одно из немного, что позволяет с большой очевидностью указать на (не)профессионализм того или иного автора.

Надо бы что-то написать про Елинек и ее Klavierspielerin, правда ничего кроме эпитета "безжалостная" применительно к прозе и восторженного "круто" из меня не лезет. Что-то умное выдумывать не приходится, Люба про книгу и фидьм уже писала, сомнительное удовольствие писать что-то еще, если я по сути согласная, киваю молча и отпускаю. Только расскажу тем, кто не знает, что Люба когда читала некоторые цитаты выписывала и листочки мне отдавала - чистое счастье их иметь - и странное конечно действо делать из них закладочки прямо в пианистке, я еще удивлена, что цитат так мало, слог Елинек позволяет распотрошить книгу огромным клювом - и даже после этого там останется огромная туша несъеденных оборотов.

Выехали из центра после восьми, по пути на Поклонную гору проехали пробки кутузовского проспекта, поплутали на тонких нитевидных дорогах уже на подступах, медленно покачались на светофорах, в общем - минут за двадцать неспешного хода огромного экскурсионного автобуса добрались до дороги, от которой до знаменитого победоносца рукой подать. Отсюда открывается неплохой вид на город, дорога уходит в сторону, ниже виднеются одинаковые многоэтажки и прочие знаменитые пики и купола церквей. Если смахнуть верхний слой города - дым фабрик, нависший смог, те самые купола и высотки, затем второй слой - светофоры и баннеры, растяжки, третий - убрать асфальт; как ластиком в тетрадке уничтожить картинку, оставив разводы, так на месте города останется грязь и маленькие, низкие, приземистые дома, тогда временные петли соединятся - то расстояние, которое мы проделали за двадцать минут, раньше на конях, по грязи (слышу чавканье копыт) люди проделывали ровно за день.

Я согласна болеть! Но немножко - чтобы это дохлое немножко позволяло мне выводить более-менее стройные предложения и слова, чтобы я могла просидеть на стуле дольше 40 минут, иначе текст имеет свойство загнуться, поэтому я и не начинаю его писать. Но это немножко, с позволения его самого будет сказано, совсе не немножко, а очень много - поясняю - там в моей голове поселился большой огонь, который сжигает изнутри коробку черепа и жжет, жжет - из очевидного: я встала раньше 9ти, а легла в 4. И в какой то момент уже невозможно читать (с мыслями, что может температура не позволяет оценить по достоинству Елинек - хотя куда уж лучше, она крутааая) и невозможно уже что-то смотреть (Прослушка - досмотрела 4 сезон, Во все тяжкие - досмотрела 2, умные фильмы смотреть страшно - почему см. выше про пианистку). Больше всего не хочется меда и не хочется спать, хочется пойти уже в универ, иначе есть вероятность, что я сойду с ума от высоты и ширины и глубины и тяжести упущенных минут (упущенных при этом с некоторой пользой) и хочется чтобы этот огонь перестал гореть - или хотя бы горел с любой пользой: начиная глючными рассказами и заканчивая чем угодно.

Это я объяснила почему пока не буду в блог писать -

Я думаю, что если у Любы в какой-то момент не отнимут ее огромную лопату, она перекопает весь мир - каждый уголок, в общем все, что вы можете себе представить.

Видимо чтобы тот маленький зеленый росток, который имеет свойство загибаться, едва у меня портится настроение, или едва кто-то важный не так улыбнется или едва настроение подниматеся до небес - в общем, едва-едва и дальше все, что вы только сможете придумать, видимо чтобы он хоть как то, вдруг, случайно, перестал падать или расти обратно - необходимо хотя бы, на первое время, жить одному, или научиться делать вид, что живешь один, даже когда вокруг тебя много живет народу. Вот как сейчас - в комнате темно, в свете я пробыла минут 10, дальше - никак, ибо еще чуть-чуть и из меня слова в буквальном смысле польются, а я их, боюсь, не успею никак и нигде зафиксировать - они беспредметны, неопределены, но они есть - и вот собственно они, взращенные хорошим днем, теплой погодой и умиротворенностью людей, которых я до умопомрачения (слова удачнее нет) люблю. И едешь в автобусе, думаешь, думаешь, настроение взлетает вверх и только ждешь, говоришь себе "терпи", ибо знаешь - еще немного и руки сгорят, если им листок не подсунуть. У меня новая способность зародилась - писать от руки, раньше я даже представить не могла, что такое возможно, а недавно, в воскресенье, метала ручкой так, что казалось еще чуть-чуть и бумага начнет дымиться - потом пришлось разбирать каракули, но это дело уже другое. Как все-таки прекрасно то, что наши друзья-писатели дают возможность попробовать себя в разных совершенно стилях и жанрах - даже не столько писательства, сколько того настроя, который они дают, особенно оставляя книги по 500 страниц, после (или во время) прочтения которых как будто отбываешь в другую вселенную - и не только, не столько жизни, сколько вселенную слов. И я тут подумала, что недооценила Джойса, который показался мне обыкновенным - он все-таки очень странный, но его вселенная, хотя и довольно короткая тоже была увлекательна. Миллер его цитирует "Снег шел по всей Ирландии" - нет ничего проще, а вы только вчитайтесь в это: снег шел по всей Ирландии - такое всепоглощающее слово.

И порой не замечаешь, что люди, которых видишь каждый день, к которым нет-нет и все-таки окончательно привыкаешь, в какой то яростный миг, после озаряющей лицо улыбки произносят что-то совершенно космическое - и лучше, гораздо живее, чем все, что ты до этого слышал-читал, но это никому не приходит в голову записать, и даже тебе, и может от этого произнесенное становится еще более прекрасным - оно не перекатывается на языке, а улетает в небо, где служит ужином огромному крокодилу с глазом луны.

PS Я окончательно потеряла чувство структуры текста, осталось 100 страниц Миллера и это пройдет, терпение, друзья.

666е сообщение

Сообщение пишу, только чтобы вы обратили внимание - уже 19 сентрября, а это же капец как далеко от лета. Вчера подруга, которая учится совершенно в другом месте, сказала, что у нее уже был зачет по правоведению, на что я ей ответила, что у меня по правоведению еще даже ленты ни одной не было, не то чтобы что-то хоть близкое напоминающее зачет (в такие моменты думаю - какая же я все-таки счастливая). Читаю Миллера ("Плексус"), который говорит, что выстраивал в голове целые книги, города слов, садился к машинке и забывался - улетал в эту вымышленную реальность, на бумаге оставляя лишь жалкие обрывки фраз. Я примерно на такой же стадии - удивляюсь, что те соборы, которые в моей голове, никак не хотят ложиться на бумагу, хотя и мягко там и тепло - и все что угодно.

Еще немного о погоде, с позволения.
Какая тайная метаморфоза; еще позавчера по Вавилова, совсем рядом с дорогой, по которой едет автобус, в основании какой-то или забегаловки или кафе, в общем - шашлычницы - стояла гипсовая (каменная, гранитовая, не знаю) женщина-повар, держа в руке тонкие шампуры с шашлыками. Сегодня на ее месте выросла мешковатая "снежная баба", то есть ее окутали каким то бесформенным целлофаном, чтобы она могла легко перезимовать - конечно, тонкое белье не позволило бы ей пережить холода. И вот я, сверху льет дождь, стучит по лицу, по волосам, превращая меня в льва, и ветер - и я все жду, когда меня тоже укутают - или хотя бы предложат кружку дымящегося чая.

Помните эту бесконечную зиму? Окна в белом, за которыми не разглядеть мое любимое качающееся дерево; огромные сугробы вдоль дорожки от университета к общежитию, которые защищали немного от ветра; эти скользские тропинки, полные ужаса глаза Кристины; -40 по вечерам; варежки, которые мне Люба одалживала каждый раз, когда видела, что еще чуть-чуть и моим рукам придет конец; сама Люба в шубе - кажется вот она стоит, ловит ртом снежинки; автобусы, гудящие, спасающие от вечной мерзлоты на остановках; ощущение, что зима никогда не кончится; апатия; быстрый новый год; маленькие каникулы; темнеет в 17, а то и в 16 часов; Люба с огромной сосулькой в руке; украшенный проспект Мира; теплые кинозалы; белое, светлое и быстро темнеющее - нужно ли продолжать. Еще чуть-чуть и снова зима: уже неестественным кажется выйти из дома без шапки, потом заходишь в тепло и уши начинают гореть, голову не повернешь от боли, руки жаждут одеть купленные недавно теперь уже свои собственные варежки, дома ходишь в носочках, одеяло не застилаешь вообще - оно неровным комом лежит рядом, чтобы я могла туда в любом момент забраться и не стучать зубами, руки холодеют почти равномерно, камера даже дома накаляется и проч. Интересно, можно ли написать книгу только про погоду? Про жару вряд ли, а вот про снег - можно, можно, можно.

Холод сжигает уши, и не только.

Обнаженное цитирование, назовем это так. Джойс:

"Он выпил еще кружку горячего чая, а Флеминг спросил:
- Что с тобой? У тебя что-нибудь болит?
- Я не знаю, - сказал Стивен.
- Наверное, живот болит, - сказал Флеминг, - от этого ты и бледный такой. Ничего, пройдет.
- Да, - согласился Стивен.
Но у него болел не живот. Он подумал, что у него болит сердце, если только это место может болеть. Флеминг очень добрый, что спросил его. Ему хотелось плакать. Он положил локти на стол и стал зажимать, а потом открывать уши. Тогда всякий раз, как он открывал уши, он слышал шум в столовой. Это был такой гул, как от поезда ночью. А когда он зажимал уши, гул затихал, как будто поезд входил в туннель. В ту ночь в Долки поезд гудел вот так, а потом, когда он вошел в туннель, гул затих. Он закрыл глаза, и поезд пошел - гул, потом тихо, снова гул - тихо. Приятно слышать, как он гудит, потом затихает, и вот опять выскочил из туннеля, гудит, затих."

Ветер гоняет по двору листья, время гоняет по двору воскресенье; кто-то отмеряет дни по только что прочитанным книгам - можно считать, смотря на забившееся в уголки дорожных губ между поребриком и асфальтом, где летом, улетая от дождя, свалявшись в комок прячется тополиный пух. Сейчас - желтые грязные листья. С верхушки дерева за окном моей комнаты опали все до одного и голый ствол качается под сильными порывами.

Дочитала Астафьева ("Оду русскому огороду", "Где-то гремит война", "Стародуб", "Пастух и пастушка", "Царь-рыба", уф), теперь читаю Джойса ("Портрет художника в юности"): вчера прыгнула в омут с буквами и чуть не разбила голову о твердый слог. Сейчас подслеповато тычусь в другую твердую стену.

Кто-то давно перестал любить блоги, кто-то никогда и не любил, кто-то редко пишет, и все-таки это еще одна возможность увидеть как-то иначе то, на что смотрел, может, несколько лет и не видел, а теперь вот оно, какое-то совершенно волшебное, как вырванный клок из души. Или облачко оттуда же, которое может принадлежать только Кристине.

Многие охуенные люди или в коконе своей самодостаточной охуенности, или в коконе лени и вечных причин, или в коконе страха, что никто больше не считает их охуенными, умудряются достичь оргазмического состояния бабочки только по прошествии многих бесцельных лет, в то время как их менее талантливые и более глупые товарищи вместо них пишут, фотографируют, учат и проч. – в общем, портят картину мироздания, пока, наконец, эти охуенные не соизволят сами взять руки кисть и исправить кляксы - некоторые из которых, правда, так и остаются невыведенными.

Мысль дня, из разряда очевидного, но уж слишком как то близко, к сожалению.

Поехали, набиватели знаков, накопители сообщений, размножатели слов, потребители смыслов, гонители лени, обладатели прекрасных ног, слушатели классики, зрители, говоруны, птицы-говоруны, любители конфет и все остальные. 874 слова все равно что выпить залпом бутылку водки - с непривычки и страшно, и глупо, и последствия могут быть самыми разными - я уже в процессе отвинчивания крышки - и все равно выбора нет, Люба хитро улыбается, Кристина молча кричит "пей, пей", выбора не остается: цифра 874 (про бонус я не забуду) выскоблена на бумажном моем столе и стоит перед глазами, точнее стояла весь день. 874, поехали что ле.

Люди такие люди: как странно всегда было осознавать, что людей интересуют какие то другие вселенные, если в своей собственной, родной и глухой вселенной есть огромная вероятность того, что мужчина с красивым профилем, который курит на соседнем балконе, когда-нибудь напишет книгу, я ее прочту, но так и не узнаю, что могла коснуться его плеча своей рукой. Или вот еще, что до 2001 года, то есть в течении 11 лет моей жизни, в полном свободном доступе был Астафьев, до которого рукой подать, преодолеть мало километров на машине или прогреметь на поезде, в конце концов стереть ноги до колен, но дойти пешком - и вот он - живой, легендарный, простой, генератор красивых словесных оборотов. Только представьте: его деревянный дом и я, стоящая на пороге, только в зыбком, тающем на глазах, мире-предположении, с его толстой книгой в руках - держу его слова, держу ломоть его души, а вся его душа через глаза в меня бы отразилась - и нет, все прошло параллельно, пронеслось мимо, через километры, через какие то совершенно другие жизни, столкнувшись со мной только через десятилетия, проткнув меня острым рыбьим хвостом страницы. Или вот: я никогда не поглажу дольше 5ти секунд Шебу. Не узнаю, как закончить этот абзац, потому что параллельные вселенные внутри вселенной на то и параллельные - я о них только догадываюсь: придумываю, что мой кот хочет гулять, что девочка, которая сидит со мной рядом в автобусе - актриса, и прочее.

В детстве кажется, что мир не большой; Люба как то писала, что в детстве думала, что ее дом - последний, и лучше этого не могу найти подтверждения. Наверное, постепенно приходит осознание, что мир огромен, следом - разочарование, что не сможешь никогда его весь обнять своими большими руками (или маленькими, не все ли равно), дальше - попытка увидеть хоть одну из его сторон. Ну и так далее, с переменным успехом, до тех пор пока мир снова не сожмется в упругий комок одной квартиры. Каждый вечер сжимается и утром разжимается - как сердце, которое качает кровь, нуждается в обоих процессах (потому ли так важно возвращаться домой?).

Я на этапе, когда какими-то нелепыми ослепляющими молниями в пространство моей жизни влепляется осознание, что есть нечто совершенно далекое и нетронутое - не обязательно чистое и интересное, просто - нечто совершенно не мое, из большого мира, кусочек другой реальности. Каждый день, проезжая на автобусе из любой точки города, в конце пути преодолеваю чуть больше двух километров по пустынной дороге (бетонка, ога), где автобусы почти не останавливаются, а если и останавливаются, то не на остановках, выплевывая несчастных неопрятных пассажиров в захламленный овраг. Ближайший дом - метрах в ста, вдоль дороги вместо столбов расставлены разноцветные шлюхи, возле них - тонированные десятки и прочий железный хлам. Недавно днем видела, проезжая, как одна сидела на обочине и красилась - белые колготочки, красные банты на голове, красные башмаки. Мой автобус проезжает мимо, оставляя пыль на ее щеках.

Не слишком удачный переход, но следующее удивительное открытие - мир кухни. Ласточка из Новосибирска влетела в окно и разбилась о мою голову. Кухня вообще полна загадок - начиная от неизвестных продуктов, продолжая баночками-скляночками, светом, который живет в холодильнике, и заканчивая процессом превращения незнакомых продуктов в блюда с незнакомыми названиями. Я живу в другой вселенной, не в той, где на завтрак едят овсянку, где два человека, чувствуя друг друга, элегантно, в четыре руки махом готовят ужин, не в той, где ужинают дольше 20ти минут и не в той, где человек просыпается от мысли, что кто-то вместо него помоет посуду. Я лечу мимо. Мой звездолет в вечном космосе - никаких остановок по требованию. Разве что: поставить на кухонный стол ноутбук, подключить интернет, обвязаться проводами, одеть теплые белые носочки, потому что от форточки несет холодом, съесть банан и написать что-нибудь важное, глядя на холодильник ("на", а не "в", хотя, вероятно, возможен и такой вариант), используя кухню вместо посадочной полосы для мыслей - в моей кухне им было уютно приземляться, пока одна какая-то сумасшедшая не разбилась и не прервала процесс.

Наконец, музыка и дергающиеся как эпилептики люди - танцующие. В моем мире - тихо. Как в вакууме. Когда я пишу - все вдруг замолкает, и это, наверное, самое главное по чему можно скучать, когда вспоминаешь о писательстве - все вокруг вдруг теряет звук, тонет, рассыпается на мягком, становится глухим. Музыка в таком мире невозможна, кроме одной песни каждое утро (на повторе, в винампе), и танцы кажутся неестественными. Дергаешь ногой и думаешь "дома есть..", дергаешь второй, продолжаешь "Астафьев". Все равно что вырезанный сам из одной детской книжки (наверное, занудной) и наклеенный на картинку из другой (наверное, я бы ее не стала читать), туда, где танцуют, а ты такой вроде бы тоже бумажный, тоже улыбаешься-дышишь, но думаешь "дома Астафьев есть" - никому не говоришь, и постепенно отклеиваешься по краям, мнешься, падаешь, теряешься. Опять же - отлетаешь мимо.

Слышишь, как Люба сравнивает кого то с форелью, и молниеносное Кристинино "да" в ответ - зажатый между двумя параллельными вселенными, втыкаешь в них свои слова, надеясь хоть как то соединиться антеннами. Приём.

PS Переписала за 900. Люба, спасибо.

Давно вы не заходили в мой прекрасно-красный блог и не выходили оплеванные моими мастерписами - под душем слов, под ливневым потоком моего сознания как то очень просто, едва закрыв глаза, утонула я сама, и до сих пор мертвым грузом плаваю где-то в глубинах летнего отдыха, память прыгает с города в город, плачет по площадям и театрам, иногда выпуская в синюю толщею пузырьки воздуха с восклицательными знаками. Выключенный сериал - первый брошенный спасательный круг, все остальные первые отнесло течением вниз по реке (такие вот у меня морские ассоциации, а вы попробуйте почитать Астафьева и уверуться от нокаута, который В.П. неминуемо осуществит огромной рыбиной) каждая протянутая соломинка слов и брошенные червяки обвинений тоже плывут мимо, клюются чайками, разносятся где-то уже далеко от меня. Лето кончилось и еще раз для верности - лето кончилось: через некоторое время все осядет на дно, забудется, очередной вторник принесет успокоительный сон, я перестану подбирать каждое слово для такого же сообщения - станет все на круги своя, я прочитаю Набокова, по которому скучаю, в общем - останутся ассоциации и двое вас: то есть мы втроем останемся.

Меня пугает рутина, хотя в рутине спасение: самое стращное, что то, что вы называете привычкой и правильно говорите о выражении, то есть о блоге, тоже постепенно именно так и становится рутиной - и непоявление здесь становится единственным способом это прервать. Волны одинаковых дней перекатываются друг через друга, в итоге выбрасывая на берег пустую бутылку, правда кто если не я положит туда послание потомкам?

Короче говоря, с очередным возвращением.